Отвязная секретарша поколения «nexst» согласна следовать за шефом на край света в прямом смысле этого слова, что она и осуществляет. И убеждается, что бога нет. Скоротечная истерика барышни по этому поводу — чуть ли не единственный в спектакле накал эмоций. Вернее, бог предстает в кепочке и с метлой. И как прикажете с этим жить?
Правда, это проблема Маши в талантливом исполнении характерной актрисы Татьяны Жуляновой. А ее начальнику с неудобоваримой фамилией Цуриков и бог, и черт, и собственная жена до фени. Да. Вот так они и жили. Супруга (Светлана Галкина) бестолково порхает туда–сюда, напевает что–то пустяшное из плеера, надоедает мужу дурацкими вопросами. Супруг (Константин Ярлыков) прочно обосновался спиною к залу и ко всему миру, уткнулся в ящик с «Приключениями Одиссея». Вот это жизнь! Вот это страсти! Вот это путешествие! Ему, в отсутствие любви и смерти, уготовано иное путешествие. По определению — леденящее душу. По сути — обыденное, как на турбазу. Недаром Михаил Угаров, поставив в позапрошлом году в центре современной драматургии спектакль по этой пьесе, назвал его «Трансфер».
В незапамятные времена были выдуманы черти со сковородками и ангелы с крылышками. Современный человек может потешаться над этим в духе Шендеровича или какого–нибудь Марка Леви. Нам не дано предугадать, что из себя представляет загробный мир и существует ли он вообще. Оперировать привычными категориями в описании иного измерения — все равно что кроту рассуждать о солнечном свете. Для современных авторов важно, не каков ад, а для чего он. В лучшем романе Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого» жизнь после смерти показана в силу представлений героини о ней. Исчерпав себя в этой жизни, как ее следствие и последствие она воспринимает загробный мир. Курочкину, возможно, ближе Сартр, у которого ад сжат, сгущен до одной комнаты, где четверо приговорены томиться безвыходно, изнемогая от пытки вынужденного присутствия друг с другом. Правда, философия нашего современника попроще. Под пыткой он подразумевает всего лишь продолжение земной юдоли.
Персонажам «Цурикова» отказано в перемене участи. Прозябание «без вдохновенья, без любви» продолжится в аду. Смерти как таковой не случится. Значит, и страха смерти не может быть по определению. На вопрос о смерти, веками мучающий человечество, предлагается упрощенный, в духе упрощенной же жизни, ответ. Образ мира, столь противоречивого, в спектакле не найден. Есть лишь отдельные его осколки, они сверкают, но для цельного витража не годятся.
Зато пьеса прям–таки напичкана реалиями сегодняшнего дня. Любители современной драматургии не преминули бы подпустить на сцену перчику, клубнички, чернухи–порнухи. А Рогулькин ограничивается одной–единственной постельной сценой, да и та решена в вертикальной плоскости, играется в лирическом ключе. Режиссер не позволяет себе впадать в дурной тон, за что ему большое человеческое спасибо. Но таковым он, похоже, считает и внятность намеков. При отсутствии иных средств, какой–то яркой театральной метафоры снижается содержательность посыла. «Недостаточная обоснованность» становится едва ли не уничижительной самохарактеристикой. Особенно по мере приближения к аду, где спектакль утрачивает остроумие и занимательность. В первом же акте глаз не оторвать от Светланы Галкиной, ловко балансирующей между бабской покорностью и стервозностью, а художник Владимир Авдеев добавляет ей шарма. Реальная жизнь в спектакле ГДТ оказывается интереснее выдуманной, вымученной преисподней.
Рогулькин не изобретает никаких особых реалий (вернее, «ирреалий») ада, разве что обитатель ада предлагает «чай» в пустом подстаканнике. Что символизирует еще большую пустоту загробной жизни по сравнению с жизнью земной. Это у Гамлета встреча с призраком отца стала судьбоносной. А у Цурикова она получилась бессмысленной, как и общение с родителем при жизни. По ту сторону уже ничего не изменишь, значит, надо успевать по эту. Вот и приходит человек к пониманию, что надо бы стать хоть чуть–чуть счастливее здесь и сейчас. Финальная сцена супругов Цуриковых, приникших друг к дружке, очень трогательна при всей своей простоте и беспафосности.
Потепление в их душе и есть перемена участи. Если это незначительное потепление вне глобального изменение климата принять за событие, то и «Цурикова» можно считать событием театральной жизни Новосибирска. При условии, что мы не рассчитываем на события иного порядка.